Последнее, что помнил Ванька, так это то, как довольно улыбался Ягун (уж слишком нагло, как нашкодивший кот, даже по ягунским стандартам жизнерадостности). Валялкин тогда ещё подумал, что это наверняка связано с тем, что Баб-Ягун получил новёхонький и, по его же собственным словам, надежнейший амулет от сглазов и проклятий, который он в скором времени намеревался протестировать, разозлив Склепову и\или Шито-Крыто. Но возвращаясь к последним событиям, предшествующим потерю сознания: Ягун по своему обыкновению тараторил о том, какие у него грандиозные планы на выпускной год, сколько ему ещё предстоит организовать шалостей-пакостей, в частности насолить Поклёпу за головомойку с экзаменами... словом, ничто не предвещало беды.
Тогда как, Древнирова борода, он, Иван Владимирович Валялкин, будучи в почти что светлой памяти и тем более трезвом уме, оказался в пустующей аудитории, привязанным к стулу? Ой мамочка моя бабуся, ещё и в компании... как же извернуться-то так, чтобы увидеть... ну нет, теперь до Ваньки начинало постепенно доходить.
Кабинет, оборудованный больше под занятия теоретическими предметами, то есть с отсутствующими котелками или разбросанными по полу компонентами зелий, больше походил на чулан. Парты и стулья были сдвинуты под стену, и на них отчётливо виднелся толстенный слой пыли, к тому же витавшей в воздухе в лучах пробивающегося из-за неплотно задвинутых штор солнечного света. Два стула спиной друг к другу стояли посреди пустого пространства в центре комнаты, и на них не сказать чтобы гордо восседали не кто иные как Ванька и Танька, с разницей в том, что маечник уже постепенно приходил в себя, когда как Гроттер признаков жизни не подавала. Попытавшись выкрутиться из ощутимо сдавливающих пут, Ванька запустил обратную реакцию - стоило ему слишком сильно дёрнуться, как жгуты сильнее передавливали Таню (судя по сдавленному вздоху) и, в теории, такой же был бы эффект с ним самим, если бы сопротивляться стала она.
- Когда я доберусь до Ягуна... мамочек его бабусь не хватит ему для описания того, что с ним станется... никакие новые амулеты не спасут... Тань, не шевелись, я сейчас задохнусь. - Просипел под конец Ванька, когда Таня, видимо, очнувшись, начала ёрзать на стуле, пытаясь сбросить с себя магические верёвки (будь проклят каталог магвазинных вещей Лысой Горы, который выписывает Ягун, запретить нужно этакую предательскую макулатуру). Волосы Тани щекотали Ваньке шею, и он рефлекторно дёрнул плечами, тотчас же получив в ответ ощутимое сдавливание. Валялкин понятия не имел, как выкручиваться из ситуации, не говоря уже о проделывании того же самого трюка с верёвками; или Баб-Ягун стоит под дверью и с помощью подслушивающего заклинания собирается выяснять, когда положить конец мучениям двух упрямцев?.. Но упрямцы не зря таковыми именуются (но есть и более красочные названия, не к слову будет сказано), - Ваня даже самому себе признаваться не хотел, что догадался о смысле обстоятельств: не для того ли добрая душа комментатора всея Тибидохса заперла их здесь (явно имея сподвижников в этом чёрном замысле), чтобы бедовые Танька-Ванька наконец проставили треклятые точки над "i", а лучше - уточняющие, присоединительные и пояснительные обороты? Ванька громко чихнул от обилия пыли (явно показывая своё отношение к сложившейся ситуации), непроизвольно подавшись вперёд, и Таня пребольно пихнула его локтём в отместку за передавленные рёбра. Валялкин примирительно вжался в спинку стула, ослабляя натянувшиеся жгуты, и вздохнул, словно хотел было что-то сказать да передумал. Молчание - золото, и в такой щекотливой ситуации Ванька явно боялся продешевить, в лучших традициях первоклассного джентльменства уступая право первой нарушить многозначительную тишину даме.